Глава вторая: В Бедламе
Если ты вдруг понял, что погружаешься в безумие, - ныряй.
- Поговорка Малкавиан
Днем мне опять снились сны. Я думал, что рано или поздно это прекратится, - нет, никто мне этого не говорил, мои догадки основывались лишь на здравом смысле. По крайней мере, я надеялся, что на здравом смысле. Я мертв уже 20 лет. У меня не должно быть снов.
Но опять же, я не могу вспомнить, что я… что с нами происходит во время дневного «сна». Сон восстанавливает силы. Нам следовало бы просыпаться бодрыми, полными энергии, но так происходит только…
Вот это и беспокоит меня больше всего. Обычно я чувствую, что солнце садится. Ко мне частично возвращается моя сила, но в основном я ощущаю голод. Просыпаться голодным… к этому так сложно привыкнуть. Но даже когда то, что осталось от моих внутренностей, сжимается от острого чувства голода, я радуюсь, что не проснулся в полночь с чувством сытости.
Другие говорят – когда думают, что я их не слышу, - что все в моей... семье безумны. Сумасшедшие. Я никогда не считал себя безумцем, ни при жизни, ни тогда, когда я стал… таким. Но ни в чем нельзя быть уверенным. Что происходит, когда мне снятся сны? Может быть, я встаю и делаю вещи, о которых потом не помню?
Они правы?
Я – сумасшедший?
Семья Малкавиан
Прошлой ночью я встретился только с Фицжеральдом. Он выглядел лучше, чем ему следовало бы, принимая во внимание все обстоятельства, но было в уголках его глазах что-то… я не могу сказать, что именно, но выглядело это… странно. Я могу обнаружить убийцу в толпе, если он будет находиться от меня в 20 ярдах, и я привык, что от Фицжеральда исходит этот запах, - такова уж его природа. Но это странное что-то не выглядело как часть его природы, оно было как пятно или следы плесени на картофелине. Может быть, он приобрел это «что-то» за последние несколько лет – одному Господу известно, насколько за эти годы изменился я сам. Но беспокойство не проходило. Я знал, что Фицжеральду не стоит слишком уж доверять, и то – только в делах, касающихся семьи, но эта новое пятнышко… смущало.
Если подумать, все это было глупой затеей, но в конце концов я спросил у него о снах, а также о том, есть ли у меня повод для беспокойства. Мне казалось, он засмеется, но он проявил интерес к моим словам. Может быть, я сказал ему больше, чем следовало, потому что в результате он смог предположить, что же меня так волновало, что я хотел узнать.
Все идет от сердца, сказал он. Есть в крови какая-то болезнь, обнаружить которую можно, добравшись до сердца семьи.
Значит, вот чем мне предстоит заняться. Я думал, я в своем уме. Я не верю, что мое здравомыслие было отторгнуто от меня в процессе обращения. Все, что произошло между тем временем и нынешней ночью, более-менее вписывалось в рамки привычных для нашего племени событий, даже если не принимать во внимание родственные отношения. Если и есть среди нас настоящие, без дураков, психи, так это наши старейшины, да и то, у них уже старческое слабоумие должно развиться. Так что я – в своем уме.
И все же был напуган. Я знал, что я не болен, как Беккер, или Дрю, или вотерфордовские дружки Рингалла. Я видел слабые следы порчи на Фицжеральде и Перл, но эти двое были ничем не хуже всех тех, кто ошивался на Элизиуме или около местной Кормушки. Еще не известно, насколько они стары… всегда ведь можно соврать. И я знал, что все мои Сородичи не чураются клеветы, поэтому не очень-то верил во все эти россказни о крови Малкава. Но во мне пробудилось любопытство.
Добрый знак, да. Если вы сомневаетесь в собственном рассудке, то, скорее всего, с вами все в порядке. Я не помню, где я об этом слышал.
Становление
Начнем с самого начала. Это важно. Нужно найти схему.
К сожалению, когда речь заходит о семье, схемы понять непросто. Большинство моих соплеменников не любят говорить о Становлении. Коек-то из них каждый раз рассказывает новую историю. Так что понять, что же объединяет их всех, довольно сложно.
То малое, что мне удалось найти, обнаружилось в Филадельфии, где я на короткое время проник в разум Пака. После нескольких глотков он был кристально прозрачен, чего нельзя сказать о членах кланов, которые «априори» считаются здравомыслящими и с которыми меня, по какому-то недоразумению, сравнивают.
Мне еще не приходилось слышать о «наездниках реальности». Ни с кем из них я не сталкивался, но само их существование многое объясняло. Эти создания, не знаю уж, почему, стали этакими охотниками. Они заранее выбирают жертву (да, жертву, здесь я не собираюсь себя обманывать), а затем начинают планомерно изменять ее жизнь. Может быть, они начинают с перестановки в квартире жертвы. Затем они гипнотизируют ее друзей и родственников, заставляя их вести себя странно или вовсе забыть о ее существовании. Галлюцинациями они тоже не пренебрегают. Таким образом они готовят жертву к Становлению, позволяют ей привыкнуть к новой реальности – как-то так. По мне, так полнейшее дерьмо. Может быть, поэтому Беккер и Перл и стали такими чокнутыми. Пак не знал, когда возникла эта традиция, а мне тошно стало, когда я представил, что был какой-то гуру, который все это придумал, а потом научил своих детей делать точно так же. Неудивительно, что многие вампиры считают Малкавианов помешанными. Они же видели, как ведут себя эти засранцы.
Опять-таки, время от времени мы работаем сообща. Я не знаю, как обычно это происходит у других: если Бруха или кто-нибудь еще и устраивают для своих отпрысков «ознакомительные вечеринки», меня туда не приглашали. Но я помогал – сколько раз, четыре? – проходить через Становление. Разумеется, я не отдавал свою кровь новообращенным, но я морально поддерживал их и вообще делал все, что понадобится. По-моему, это правильно; ведь Становление имеет значение для всей семьи. Но если посмотреть на схемы – это общая традиция, или же она имеется только у нас, Малкавианов?
Стоп. Это не так и важно; в конце концов, всего лишь разная методика. Мотивы – но я не могу увидеть схему, не могу разобраться. Если и есть какие-то общие места, я уверен, что они общие для всех, а не только для нашей линии крови. Я слышал о сектах просветления – ну и термин! – и о том, как они пытаются сфокусироваться на нашем сверхъестественном восприятии и все такое прочее. Но в чем разница между ними и этими шутами Тремер? Все остальное, насколько я понимаю, зависит от целей и задач определенного сира. У нашей семьи нет общей цели, о существовании какого-нибудь заговора я тоже не слышал.
… Но Пак как-то упомянул о «заразе». Странное слово, если подумать, ведь нельзя же стать вампиром случайно. Я никогда не создавал нового вампира. Нет в этом ничего заразного. В нас, я имею в виду.
Но он был полностью убежден в своих словах. Если бы я смог сосредоточиться и посмотреть сквозь его черепушку, забраться поглубже в его разум, я бы обнаружил там ту же уверенность. Он верит, что во всех нас живет какая-то болезнь и что мы распространяем ее. Он даже сказал, что распространяем мы ее намеренно. И это сильно беспокоит окружающих.
Когда я прошел Становление…
Хммм… Странно.
Я стал лучше спать. Теперь я не могу вспомнить, что мне снилось.
До и После
Книга Поклона гласит, что «Каин запретил даровать Становление тем, кто болен, безумен или полон дурных жидкостей, ибо они могут запятнать Кровь». Малкавианы, разумеется, легко переступают через этот запрет. С другой стороны, они не всегда выставляют свое отношение напоказ.
В общем случае не имеет значения, был ли кандидат в вампиры безумен до Становления, – ни с точки зрения правил, ни по мнению клана. Проклятие – это Проклятие, и все Малкавианы плывут в одной лодке. Иногда расстройство, которым человек страдал при жизни, остается с ним и после смерти, иногда оно меняется, а порою бывает и так, что к прежним недугам добавляются новые.
В качестве примера можно привести болезни, связанные с гормональными расстройствами или подобными причинами, которые для вампиров просто не актуальны. Эндокринная система вампира просто не работает, поэтому побочные эффекты расстроенной эндокринной системы у него никак не проявляются. Но иногда такое расстройство сохраняется и после Становления; так происходит в тех случаях, когда оно успело оказать глубокое воздействие на разум смертного. У вампира проявление таких расстройств может принимать самые разнообразные формы. Например, педофил, ставший Малкавианом, может или приобрести почти неукротимое желание питаться только кровью детей (совсем как Вентру с их разборчивостью), или же наоборот, будет защищать детей от нападений других вампиров.
Практика показывает, что Лунатики, утратившие разум еще до Становления, страдают сильнее, чем те, кто до обращения находился в здравом уме. Но столь ли велика разница?
Истощенные
Интересно. Может быть, Пак говорил о тех, кто… не сумел пройти через это?
Наверное, мне бы следовало вспомнить о них раньше. Я как будто списал их, забыл о них, как о неудачном эксперименте. Я дважды видел, как они рождались и убирались куда подальше, так что неудивительно, что я постарался забыть о них. Иногда разум просто не хочет вспоминать.
Если в нас – в Сородичах - и в самом деле таится болезнь, то именно так она и может проявляться. Те бедолаги… В особенности девчонка в Эль-Пасо1. Она кричала даже после того, как мы накормили ее. Часами. И она дралась, как сам дьявол. Ей хватило сил, чтобы оторвать меня от пола, так что нам пришлось привязать ее покрепче. И она не останавливалась – вопила и вопила, даже когда Фицжеральд встал перед ней и посмотрел ей в глаза, и я почувствовал, как его разум потянулся к ней.
«Она Истощенная», - сказал он. – «Только кости остались». И я не стал задавать вопросов. Я держал ее, когда он вгонял ей в сердце кол, а потом помог погрузить ее в фургон и смотрел, как он уезжает прочь.
Забавно. От ребенка тоже избавились. Я тогда спросил, нужно ли его увозить – он же без сознания, как он будет питаться? – но в ответ получил только кивок.
Куда они делись? Мне страшно задавать этот вопрос. Высушить их – все равно ведь никакой князь об этом не узнает, а тела их похожи на тела смертных – было бы слишком просто. Почему-то было решено, что они нам понадобятся – такие, какие есть. Может быть, они стали пищей для старейшин; лично меня не раз будоражил запах крови чужих отпрысков. Мне часто чудились огромные ямы с железными прутьями, что-то среднее между клеткой в зоопарке и палатой в лечебнице. Одна мысль об этих психах, холодными руками цепляющихся за камни, прижимающихся к решеткам, умоляющих об освобождении… если уж их не убили на месте, а поместили туда, значит, рано или поздно их должны выпустить на свободу?
Мое воображение сыграло со мной дурную шутку. А все эти чертовы сны. Если я когда-нибудь и видел подобное, я обо всем забыл.
Сборища
Вчера ночью пришел Зов. Мне он был не нужен; у меня и так было о чем поразмыслить, и совсем не хотелось тратить время, встречаясь с семьей в городе. В каком там городе… так сложно определить все вечером, сразу после пробуждения. Сны по-прежнему наполняли мои воспоминания, и я не мог понять, какой город был назван первым, а какой – вторым.
Конечно, это был уже не первый Зов. Я имею в виду, не первый Зов на это сборище. Я уже слышал его неделю назад, слабый, как эхо, прилетевший через тысячу миль. Но я уже шел туда. Я шел туда не на сборище, а по своим делам. Зов вернулся через несколько дней. Он уже стал громче и теперь звучал как шепот, а не как слабое шуршание паутины. А сегодня – опять шепот, но как будто шепчет кто-то, кто стоит рядом с тобой. Нет, я знаю, что рядом никого нет, это все кровь…
И, хотя не явиться на сборище значило бы нарушить этикет, я шел туда лишь затем, чтобы не слышать Зов, каждую ночь бьющийся мне в голову. Если сборище проводится в том городе, где ты находишься, Зов звучит постоянно, может быть, потому, что слишком многие из нас – 10, или даже 50, - оказываются в одном месте. Я знаю, что кое-кто – Рингалл, например, - могут игнорировать Зов или, по крайней мере, слышат его не так громко, как я. Везунчики.
Сборище созвал Беккер. Из чего, само собой, следует, что мы находились в Сент-Луисе2. Странно, что я теперь так вспоминаю города – по тем, кто «держит» их, а не по достопримечательностям и не по пище. Я еще не видел Арку3 и не ел. Значит, Беккер.
Никто не когда не говорит, что должно происходить на сборище, и сегодняшняя встреча не стала исключением. Битый час все занимались своими делами, пока Беккер не обратился к нам. Из других кланов, насколько я понял, не было никого. Да-да, я помню, что каждый, кто желает увидеть, может прийти и обрести зрение, но лично мне не хотелось бы, чтобы какой-нибудь полуразложившийся Ноферату или щеголеватый Тореадор пялился на семью.
Интересно, сколько информации утаивается на таких встречах? Иногда кажется, что нас созывают совсем без цели, кроме, разве что, старейшин, которым удобней совещаться и строить козни на виду у семьи. Этакая игра. Если же нас созывают по делу, то речь обычно идет об очередном «крестовом походе»: надо проучить какого-нибудь князя, пристукнуть слишком много возомнившего о себе анарха или сбить спесь с людишек.
Забавно, но я никогда не видел, чтобы предложение о таком походе было отклонено. Можно решить, что только заинтересованные в сваре вампиры слышат Зов, но я-то знаю, что это чушь. Мне все эти походы не нравятся, правда. Одному небу известно, почему я соглашаюсь с ними. Инстинкт самосохранения, не иначе.
В Сент-Луисе хватает своих придурков. Это вам не Филли4.
Камарилья
Пытаясь понять, кто я есть, я понял, кем я не явлюсь. Гм… Звучит не очень, но мне сложно…
Правильно. Начнем с начала. Большую часть ночей я проводил в городах Камарильи, и в этом нет ничего удивительного: большая часть семьи состоит в Камарилье, чего уж там. Не думаю, что у большинства из нас был выбор; в смысле, не могли же мы выбирать, на какую сторону встанет наш сир, а то и его сир, тысячу четыреста или сколько там лет назад.
Похоже, им тут… нравится. Нет, это не для меня – я чувствую какой-то зуд в черепушке, если надолго остаюсь в одном месте, и сны у меня становятся страшней, а это значит – ну вы понимаете, да? – что мне пора сваливать, но они, похоже, вписались в систему. Здесь много говорят о человеческом развитии, об искусстве, идеях – обо всей той ерунде, которую в Шабаше не ценят. Ну, так получается по рассказам. Люди здесь более покладисты, по крайней мере, когда дело доходит до открытых обсуждений. Расспросы о князе могут привести к тому, что он запомнит вас и пометит в своих бумажках как потенциальную угрозу его власти, а за это можно и огрести. Но так случается не всегда.
Не знаю, можно ли сказать, что Камарилья доверяет потомкам Малкава. Насколько я понял по вибрациям, они предпочитают, чтобы семья работала на них, а не против них. С доверием это почти не связано; скорее уж, речь идет о практичности. Сдается мне, мы для них – что-то вроде Тремер: не самые желанные союзники, зато с полезными качествами, которыми можно воспользоваться.
Одно могу сказать точно: князей из Малкавианов они не жалуют. Может быть, дело в этом чертовом предубеждении, в воображаемой «болезненности», но на Малкавиана у власти смотрят как на марионетку, которой управляет скрывшийся за троном кукловод. Ну да, ну да, мы слишком непредсказуемы, нам нельзя доверять, мы даже на роль кукловодов не годимся. Ублюдки.
Веселье начинается, когда кто-то из семьи приходит к власти и успешно распоряжается ею. Им, наверное, кажется, что такое событие – большая редкость. А может, они боятся, что мы будем становиться правителями чаще, чем им хотелось бы.
В Камарилье не любят говорить о Патриархах. Требование этикета? Страх? У нас такое отношение не распространено. Пак безо всяких колебаний обсуждал вопросы наследования, да и Ами-Линн. Трудно игнорировать легенды о прародителе, когда в голове у тебя порою пульсирует что-то, что может быть лишь частью его раздробленного сознания или воспоминаниями о его прежних снах.
Шабаш
Честное слово, из-за всего этого я мог вляпаться в большие неприятности. Если б стало известно, что я общался с Шабашем, меня бы в лучшем случае выставили из города, а в худшем – высушили. Опять же, любая стая Шабаша, поймавшая меня на своей территории, приколотила бы мои внутренности к фонарю, а все остальное разбросала бы по трем ближайшим улицам. Все эти признаки безумия меня не радуют
Но я в порядке. Я знаю, что я делаю. Раньше мне случалось делать вещи и похуже.
Я не знаю, в чем там дело с Шабашем, но те из семьи, кто встал на их сторону, оказались хуже всех. Похоже, что наездники реальности в сообществе отступников работают не зря, потому что они хотя бы гарантируют, что новообращенный будет готов к своей роли.
Мне повезло, что я наткнулся на Перл; может быть, все дело в том, что она меня намного старше (а в Шабаше по-настоящему долбанутыми являются младшие поколения, может, потому, что их так много), но она уравновешенней многих, кого я знал. Из Шабаша, в смысле. То ли у нее случилось прозрение, то ли кто-то из ее ребят следил за мной, не знаю. Скорее, второе. Эти «случайные» встречи почему-то происходят слишком часто.
Ладно, может, мне и не стоило заводить разговор о политике. Но мне нужно было открыть дверь, нужно было, чтобы она заговорила. Вначале мы обменялись парой историй и я соглашался с ней, чтоб ее успокоить (но не настолько, чтобы она меня в чем-то заподозрила), а затем я смог задавать вопросы, которые были действительно важны для меня. В любом случае, все закончилось хорошо.
Я вслушивался в ее слова, пытаясь понять, что же стоит за ними. Манера ее речи была такова, что становилось ясно: чего бы она ни сказала, ни высокопоставленные князья, ни ребята из Шабаша прояснить ее слов не смогут. Что-то тайное, непроизносимое между родственниками… Я наклонился поближе, чтобы лучше слышать.
Она говорила о глупости вампирских сект, воюющих друг с другом, и в ее словах чувствовался привкус огня и смерти, и рисовалась ритуальная служба, во время которой Становление получили сразу 10, а то и 20 новообращенных, и все они были членами нашей семьи. Она смеялась и рассказывала о путешествии в Амстердам, которое она когда-нибудь совершит, и ее смех скрывал историю целых стай, всего клана, всех, кто лишь во вторую очередь преследует цели своих боссов, а в первую – цели отступников. Она упомянула, что порою ей не хватает китайской пищи, а иногда… многое была высказано в этой короткой шутке.
А потом она, похоже, решила, что я пытаюсь понять, чего же она недоговорила, и наша беседа прервалась.
Но прежде, чем мы расстались, я рискнул и напрямую спросил ее, не замечала ли она признаком безумия в нашей крови… чего-то такого, чего не смогли бы объяснить даже самые отвратные ритуалы инициации.
Она рассмеялась мне в лицо.
Сука.
«Извини», - сказала она, - «но так смешно слышать от тебя подобные вопросы». Она оставила на краю стола неплохие чаевые, встала и ушла.
И что, черт бы меня побрал, все это значило?
Отшельники
Теперь у меня еще больше причин для беспокойства.
«Ты не знаешь, насколько тебе повезло», - сказал Гектор. – «Большинству из нас нужна защита и место, где можно охотиться. Я не знаю, как ты умудряешься переходить из города в город».
Холера. Это он точно сказал. Мне повезло. Я легко могу найти кого-нибудь, кто поручится за меня в городе Камарильи, и я знаю, как вести себя на территориях Шабаша. У меня приличный банковский счет, который позволяет мне покупать билеты на ночные авиарейсы и нанимать водителя с грузовиком, чтобы проехаться от одного города к другому. Не помню уже, когда я в последний раз пополнял его. Наверное, я правильно выбрал фонды для инвестиций, а может, у меня самые хорошие банкиры, которые ради меня землю носом роют.
Но я не полностью одинок, нет. Кровь чуть погуще, чем… ну, чем у остальных кланов. За исключением разве что Тремер. Разумеется, кое-кто семьи пытался мною заняться вскоре после обращения, но сдается мне, что давили на меня не больше, чем на всех остальных. Мы неплохо ладим друг с другом, может быть, из-за общей ноши – я говорю о предубеждении остальных кланов против нас, что мы, мол, психи и все в том же духе.
(Правда? Я все еще не знаю. Я ищу ответ на вопрос.)
Отшельников на самом деле не так уж много. Ты почти что не общаешься с семьей, и это пугает. И потом, в каждом из нас таится страх, что, стоит тебе отдалиться от семьи, и безу – сверхъестественные силы, наполняющие наш мир, обрушатся на тебя. Ты начнешь рисовать всякую чепуху, из стен будут выходить тени, вокруг тебя начнут происходить странные события. Лучше уж не чураться общества.
Паутина
Не так уж сложно догадаться. Я думаю, что по большей части наша плохая репутация связана с Сетью. Как там ЛеРой сказал? «Сеть Безумия Малкавианов?» Как будто это радиостанция, или телеканал, или что-то в этом роде. Разумеется, мы так не говорим.
Если подумать, то у нас для этого нет названия. Связь – это клан, клан – это Малкав. По крайней мере, так гласит история.
На самом деле все не совсем так. Названия-то есть, но они у всех разные. Метатрон, Уста Господа. Связь. Паутина. Нервы Малкава. Вавилон. Некоторые говорят – ткань. «Имя мне - легион, ибо нас много», - вспоминают другие и говорят о разуме Легиона. Я слышал рассуждения гностиков о зашифрованной сефире, рассказы о генетической памяти, настолько развитой, что она позволяет помнить нам события, которым только предстоит произойти, - лично мне нравится последний вариант. Генетическая память объясняет многое. Хотя бы для меня.
Если уж зашла об этом речь, то вполне может получиться так, что большая часть из нас даже не подозревает о существовании Сети или воспринимает ее совсем не так, как я. Тому, кто живет – гм, не совсем подходящее слово, - с этим, объяснения не нужны.
Странно, но остальные кланы, кажется, ничем подобным не обладают – иначе хоть кто-нибудь из них проговорился бы. Вполне очевидно, что, если вы объединены кровными узами, между вами должна существовать какая-то связь. Скажем, вас соединяет кровь. Гм, никогда не думал об этом в таком ключе. Может быть, Сеть - как раз и есть такая связь?
Не то чтобы сообщения приходили каждую ночь. Я слышу шепот примерно раз в неделю; чаще, конечно, чем вызовы на собрания. Розарии5 приходится хуже, она говорит, что голоса приходят к ней чуть ли не каждую ночь. В 92 она первой прибыла на собрание, так что, я думаю, она не врет. С другой стороны, возьмем Беккера; его приходится чуть ли не приводить на собрания. Связи для него не существует, холера его побери вместе со всеми его проблемами.
Пак говорит, что в каждом из нас застряла частица Малкава; что он связывает нас всех воедино, создавая для себя этакую систему безопасности, чтобы шпионить нашими глазами и вести свою партию в Джихаде. Глупости. Я не верю, что Малкав все еще жив и бодрствует, а уж тем более – наблюдает за миром через нас. Если бы он не спал, мы бы об этом точно знали.
Разве что… он проснулся во время прилива пару лет назад?
Я чувствую себя получше – нет, нет, кажется, нет. Я должен чувствовать себя лучше, потому что эти «голоса в голове» приходят из сети, и, может быть, с ними и связана наша дурная слава. Но я не могу избавиться от ощущения, что я что-то упустил. Возможно, все дело в поганой ухмылке Беккера или привычке Дрю полосками сдирать с себя кожу. Пока они – часть семьи, нельзя сказать, что мы все в своем уме.
И если их безумие вызвано не долгой связью с Паутиной, тогда в чем его причина?
Уловки Малкавианов
Розыгрыш
Ладно, допустим, что все эти мои сновидения, эти «сомнамбулические насыщения» или что там еще – всего лишь розыгрыш.
Не могу сказать, что мне нравится эта версия. Вероятно, тот, кто делает все это – если кто-то что-то делает, не будем прежде времени впадать в паранойю, - хочет, чтобы я начал сомневаться в собственном здравомыслии, чтобы я поставил под вопрос свое положение в клане, чтобы попытался понять, почему я – член именно этого клана. Может быть, оно и сработает. Может быть.
Но меня нельзя заподозрить в излишней глупости. Мы разыгрываем людей, которые слишком уверены в себе, в понимании своего «места в мире», а не…
Ха. Ладно, попробуем еще раз. Может быть, меня и в самом деле разыгрывают.
Лучшие розыгрыши всегда отличаются изяществом. Иного нам не позволяет гордость. Пусть жертва думает, что она, наверное, сходит с ума – или же впервые смогла увидеть мир вокруг себя. Пусть удивляется и недоумевает. Пусть поймет, что тоже состоит из костей и кожи, которые могут гореть, - пусть почувствует собственную уязвимость. Пусть откажется от привычного образа мышления.
«Шутка» - не самый подходящий термин. Нам ведь нужен не только смех. Боже, что там за глупость сморозил Нетчерч на одном из своих докладов? Розыгрыш и не должен быть смешным, даже для нас, - хотя хороших розыгрышей это не касается, но речь не об этом. Раскрасить весь мрамор на Элизиуме в яркие цвета, как делали греки; и вовсе не затем, чтобы посмотреть на лица Тореадоров. Ну, и для этого тоже, но все же скорее для того, чтобы почувствовать, как постепенно до них доходит, что они уже настолько сжились со своими привычками, что…
Я становлюсь беспокойным. Я снова ощущаю этот зуд, может быть, потому, что слишком много о нем думаю. Кто мог бы открыть мне глаза на все это? Кесло? Может быть.
Для достижения значимых целей нужно много сил. Возможно, я слишком мягок, но я начинаю нервничать, когда сородичи вовлекают в свои затеи другие кланы. Такое случалось только дважды, насколько мне известно, но будь я проклят, если эти два случая не были похожи друг на друга, хотя и происходили в городах, расположенных в тысячах миль друг от друга. Родичи входили в роль, скажем так, на подходах к месту собрания. Даже места для встречи были выбраны необычные, хотя, если подумать, в этом был свой смысл. Провести собрание в детской библиотеке было глупостью, но теперь, когда я вспоминаю, как все там начали вести себя наподобие местных Колдунов, мне становится весело.
Мне понадобится вся моя наблюдательность; я не могу с уверенностью что-то утверждать, но я знаю, что до встречи на Дубовой улице Кантерер никогда не говорила с этим тягучим дуврским акцентом, не говорит она с ним и сейчас. Она не передразнивала никого из собравшихся на Элизиуме, хотя, возможно, пародировала какую-нибудь знаменитость.
Черт, хотел бы я, чтоб пища для ума не подавалась мне в сопровождении выпивки. Мне надо бы вспомнить, что именно я тогда делал, с кем трепался. Может, они и меня втянули в игру, но я не помню, чтобы кто-то подходил ко мне или давал мне какие-нибудь указания. Чертовы пробелы в памяти…
После никто ничего не говорил, но у меня создалось впечатление, что оба раза, когда такое происходило, за собранием наблюдали. Может быть, кто-нибудь из соответствующего клана. Это звучит разумно; в конце концов, какой смысл затевать спектакль только ради нашего развлечения?
Дело в том… если меня и правда разыгрывают, в этом участвует много родичей, и игра уже перешла все разумные границы. Сны и пробелы в памяти преследовали меня на обоих побережьях, и даже за пределами Штатов. Меня терзает любопытство: зачем им все это надо?
Прорицание
ЛеРой начал вести себя как последний придурок. Я не раз говорил этому ублюдку, что не собираюсь нестись назад, чтобы помочь ему в его затеях с Элизиумом, что у меня тут дела. Я сказал ему: «По этому номеру звонить только в крайнем случае, понял?» И что он сделал? Он вызвонил меня, не прошло и года моих поисков, и начал ныть, что у него плохие предчувствия, так что мне надо составить для него предсказание, чтоб он знал, в какую сторону бежать.
«Слушай», - сказал он. – «Я больше никому не могу довериться. А у тебя есть Зрение – ты так это называешь, да? У тебя есть Зрение, и весьма сильное. Я знаю, что ты ничего подобного о себе не думал, но можешь мне поверить, это так. Ты можешь видеть. Ты… у тебя бывают видения, только надо, чтоб ты их вытащил наружу из памяти. А мне нужны твои видения».
Да. Признаюсь. У меня есть Зрение. Я - член семьи, а значит, я не могу быть полностью слепым. Но, Господом клянусь, я не могу понять, с чего он вдруг решил, что я – Дельфийский оракул. У нас в семье кое-кто живет за счет предсказаний и толкований. Лично я считаю, что большую часть времени они просто дурят чужаков, и именно поэтому за объяснением своих снов я к ним не пойду. Вполне возможно, что они участвуют в розыгрыше, из-за которого я тут мечусь из угла в угол, так что смысла не вижу.
Мне кажется, что все это как-то связано с историей семьи, хотя я так и не смог понять, откуда взялись эти «Малкавианы-прорицатели». Должен признать, что эти сведения распространены намного меньше, чем слухи о «сумасшествии», - а может, и нет, просто чужаки, которым нужны услуги предсказателей, об этом не болтают. Наверное, все дело в том парне, Умеде, который предсказал рождение Камарильи. Возможно, все это как-то связано со способностью считывать информацию с ткани – но это глупость. Как, во имя всего святого, вы собираетесь отыскивать нужные вам сведения в том многоголосье, что еженощно звучит у вас в голове? Это вам не Интернет.
По-моему, есть причины, по которым этим умением обладаем мы, а не Тореадоры или Тремер. Тореадоры просто не могут сосредоточиться на уродстве и искажении; то слабое Зрение, что у них есть, настроено так хитро, что толку от него никакого. А Тремер? По мне, так проще поверить соседу-«Лунатику», чем полагаться на выпотрошенных кошек и астрологические таблицы.
В любом случае я, к стыду своему, рассвирепел – возможно, сильнее, чем того заслуживал ЛеРой, да, но надо же было, чтобы он понял. У меня здесь дела. Может, с моей стороны было не слишком красиво придумывать эту сказку о его погребальном костре, но ЛеРою придется ее проглотить.
Наездники реальности
Если учесть все, что Анхелика рассказала прошлой ночью, то получается, что розыгрыши во многом определяют… репутацию нашей семьи. Но списывать все только на розыгрыши я бы не стал. Может быть, на свете больше наездников реальности, чем мне казалось.
Нет, необязательно. Их может быть и мало – для слухов этого будет достаточно. В смысле, Тремер до сих пор болтают о Салюбри, а кто-нибудь за последние 200 лет видел хоть одного Салюбри? Так что если Салюбри стали городско легендой – а если у них, как говорят, по три глаза, то всерьез воспринимать россказни о них никто не станет, - то и прозвище Лунатиков могло прицепиться к нам из-за каких-нибудь Малкавианов, которые любили сводить людей с ума.
Чокнутые ублюдки, вот что я скажу. Рингалл тому отличный пример. Они вовсю пользуются тем, что мы можем видеть больше, чем остальные вампиры и люди. Но я сомневаюсь, что сумасшествие является ключом к тем дверям. В конце концов, безумие – это внутреннее свойство, так? Оно не связано ни с какими внешними силами – сумасшедшие люди не связаны с Паутиной, да? – оно просто живет у тебя в голове. Это что-то, что пытается вырваться наружу, а не навязывается тебе окружающим миром. Рингалл с таким объяснением не согласен. И если бы я не знал лучше, я б сказал, что он сумасшедший.
Стоп. Тут что-то не так. Репутация… безумцев появилась давно. Мне следовало бы начинать со старейшин, а я ни разу не слышал, чтобы старейшины ввязывались в такие игры. Разумеется, это не значит, что они и в самом деле стоят в стороне. Скорее уж, они предпочитают обходные пути. Если я прав, то разобраться со всем этим смогли бы только другие старейшины. Тогда это имеет смысл. Это и правда имеет смысл. Может быть, я нашел ответ.
Розыгрыши и престиж
Вопреки распространенному мнению, Малкавинаы устраивают свои розыгрыши вовсе не ради поддержания репутации клана. Порою творец превосходной шутки и вовсе не получает никакого признания среди своих собратьев. Розыгрыши являются свойством натуры и одновременно – интеллектуальным упражнением; Малкавианы устраивают розыгрыши столь же естественно, как люди учат детей читать или указывают приятелю на птичку с ярким оперением, которую тот не заметил. Это своеобразный способ делиться – делиться видением мира, недоступным окружающим.
Любой вампир, цепляющийся за свои привычки, может стать мишенью для розыгрыша; например, если каждую пятницу он охотится в одном из трех клубов, знающий его Малкавиан может отбуксировать его машину, помешать ему войти в помещение или еще как-нибудь заставить его нарушить привычный ход событий. Вампиры, которые относятся к привычкам не так трепетно, тоже подходят на роль жертв. Исключением может стать только собрат-Лунатик, которого помешательство вынуждает во всем следовать заведенному порядку; такой вампир для розыгрыша не годится, так как он и без того «видит, что находится за сводами пещеры», и его поведение – лишь реакция на знакомство с большим миром, закрытым для остальных кланов. Изощренная логика, ничего не скажешь, но чего еще можно ожидать от Малкавианов?
И последнее замечание: принадлежность к клану Малкавианов и репутация существа, постоянного готового что-нибудь отчудить, вовсе не дарует дипломатическую неприкосновенность. Между старейшинами Малкавианов и старейшинами других кланов существует своего рода договоренность: выходки Лунатиков будут терпеть, но только до определенного предела. Если какой-нибудь глупый сосунок решит стянуть штаны с князя, стоящего посреди Элизиума, а князь тут же потребует примерно наказать его, никто из Малкавианов, вполне возможно, и пальцем не пошевелит, чтобы помочь дураку. Проницательные Малкавианы знают, когда и что можно говорить.
Точка зрения Отступников (Антитрибу)
Мы разорваны, разорваны на две части. Огромный груз сыновней преданности давит нам на грудь, ибо разве не от отца нашего Малкава получили мы нашу проницательность и просветленность?
А когда он пробудится, дар, полученный от него, вырвется из наших черепов, утечет из наших вен. Он соберет воедино свой разум, восстанет из наших разрозненных тел – но что тогда останется нам? Даже если то, что я слышал, правда, и его тело лежит где-то, нетронутое и никем не охраняемое, все мы лишимся части себя, чтобы насытить его сознание.
Это наш священный долг, задача всех истинных детей Малкава. Мы должны как можно шире распространить семя его безумия. Если мы будем неустанно работать и сможем рассеять его кровь и таящуюся в ней болезнь по всему миру, истощить ее, то он, возможно, не пробудится. Если мы разделим его душу на мелкие кусочки, настолько мелкие, что наконец станем владыками, а не рабами болезни, то мы сможем поглотить его сущность, его безумие, его мудрость, все частицы его божественности, оставшиеся в нашей крови. Существует выражение, появившееся совсем недавно, но настолько удачное, что я жалею, что его не было раньше:
«На один укус».
Даже наши упрямые дети из Камарильи знают нашу цель и помогают нам. В конце концов, почему они не уничтожают всех своих немощных и слабых собратьев? Нет, они согласны, что кровь должна быть чистой. За каждого полоумного визжащего ублюдка, обреченного на Конечную Смерть, они обращают двух новых людей. В этом и заключается мудрость. Так можно обрести власть над собой.
Сами видите, мы не сильно от них отличаемся. Все мы – потомки Малкава. И все мы обречены стать Малкавом.
- Дрюсодни, священник стаи, отступник-Малкавиан.
Старейшины и дети
Боже, хотел бы я знать, что нашло на Хоксху этой ночью. Мне повезло, что поблизости оказался тот гуль.
Мне не очень-то хочет в этом признаваться, но я еще ни разу не встречал старшего сородича, не страдающего никакими заскоками. Наверное, так на них действует время. Я думаю, дело здесь вовсе не в безумии, о котором говорят чужаки, а в старческом слабоумии. А может быть, все зависит от того, когда они прошли Становление. Или даже от обоих этих факторов.
Они не очень-то вписываются во все эти теории Юнга и Фрейда, которые я изучал в колледже. Год за годом они убеждали себя, что они сумасшедшие, у них не было возможности ознакомиться с современными достижениями психиатрии – неудивительно, что я не в силах понять, что ими движет. Если послушать, что о нас болтают, то можно услышать истории о предсказателях-Малкавианах, которые вроде бы притворяются, что не обладают пророческим даром, но и не слишком пытаются его скрыть. Наверное, все эти сплетни связаны с нашими старейшинами. Если у тебя есть Зрение и ты веками напролет используешь его, то тебя вполне можно считать пророком, чего уж там. Можно понять, почему они порою считают, что видения им посылает Бог или кто-то еще. Сир Анхелики был из таких, по крайней мере, мне кажется, она об этом рассказывала. На ней это тоже как-то отразилось.
А еще есть Марлибон, пуританин. Он настолько помешан на Библии, что порою у меня при виде его мурашки по коже бегут. Я слышал, что с большинством старейшин творится то же самое. Они родились в эпоху, когда церковь определяла, как тебе есть, пить, спать, дышать; до определенного времени расстройства психики вовсе не описывались, а считались чем-то вроде «демонической одержимости».
Ах, да. Я забыл Мантиуса.
Служители сейчас стремятся быть более заметными. Я думаю, это связано с развитием медицины; теперь можно справиться с переходом в… это состояние и уверить себя, что голоса в твоей голове принадлежат вовсе не демонам. А служители других кланов охотно цитируют Юнга и Фрейда, когда думают, что мы их не слышим.
Да хранит нас Господь, но именно из-за этого и появляются серийные убийцы.
Да, я знаю, что они бывают не только в нашем клане. Я слышал о Носферату из Детройта, который коллекционировал внутренние органы, и о Гангреле, который нарезал на полоски матерей-одиночек. Не говоря уже о Шабаше… Но и в семье не обошлось без таких экземпляров. Дрю ходит по краю, но я сомневаюсь, что он так уж одержим потребностью убивать – он не пытается нарочно создавать ситуации, в которых убийство становится возможным. Может быть, это как-то связано с промышленной революцией и изменениями в городской жизни; Джек-Потрошитель не прятался в шкафах до начала 19 века, а он – первый серийный убийца из всех, кого я могу вспомнить. Старейшины, когда они убивают, - они думают по-другому. Порождения других эпох.
Я ни в коем случае не дам Становления маньяку, но другие, по всей видимости, придерживаются другого мнения. И слухи начинают меня пугать. Города такие большие, в них так много людей, ТВ забивает головы стаду страхами и суевериями, которые до того были людям неведомы, религия сражается с наукой, и люди не знают, чему верить, - вот из какого мира вышло последнее поколение вампиров. Их переполняют разнообразные ощущения, видения, преследующие их, настолько противоречивы и разрозненны, что они как бы переключаются и начинают создавать свои собственные видения – то, чего я и представить не могу. Наши самые младшие сородичи пугают меня.
Забавно, но современный мир, похоже, не считает сумасшествие недостатком. Оно стало поводом для посещения психотерапевта. Еще можно принять прозак6, и ты почувствуешь себя лучше. Нет необходимости серьезно браться за работу, стараться. Люди просто-таки жаждут признать, что они страдают разного рода расстройствами, что они подавлены, угнетены, что у них гормональный дисбаланс, - все, что угодно, лишь бы переложить ответственность за свои поступки на козла отпущения под названием «я слегка не в себе». И они охотно глотают таблетки и проходят «курсы», которые не требуют от них чрезмерных усилий в работе над собой. Еще чуть-чуть – и люди вовсе разучатся управлять собой, будут только постоянно принимать нужные лекарства.
Не я. Ни в коем случае. Я – не сумасшедший, да сумасшествие и не является причиной для снисхождения.
Заводи безумия
Господом клянусь, я думал, что со мной говорит сама улица. На ней никого не было, а я вглядывался так внимательно, что мог бы разглядеть, как мочится муравей, ползущий в дальнем ее конце. Может быть, это призрак. Говорят, иногда мы можем их слышать. Мы, вампиры. Не Малкавианы. Мы ничем не отличаемся от остальных вампиров. Мы же не Носферату.
Может быть, я просто чего-то не понимаю. Пак любил разглагольствовать о том, что болезнь Малкавиан не могут удержать ни расстояния, ни тела, ни даже кровь. Он говорил, что наше безумие может заполнить дом, улицу, город, что оно накапливается в местах, где есть подходящие для этого условия. Безумие стекает в эти места, как вода с холмов.
Дом на холме7. Одинокий, полный безумия. Не самая приятная мысль.
Мне хотелось бы знать, на что может быть похоже такое место. Я слышал о Колодце радости и считал, что его воды вызывают галлюцинации из-за каких-то растворенных в них химических веществ. Но это не объясняет, почему немецкие собратья считают его почти священным. Может быть, они знают что-то, чего не знаю я, может быть, дело здесь не только в воде.
Такое место, место, полное безумия, - могло ли оно впитать пролитую кровь, поглотить силу, струившуюся в этой крови? Нужна ли кровь? Чем это место питает свое безумие? Я имею в виду ту улицу в Париже, по которой они волочили несчастных дочерей…
…
Я это помню?
Традиции клана
И снова все нити ведут к сердцу клана. Фицжеральд, этот ублюдок, продолжает утаивать от меня ответы. Все вокруг меня ведут какую-то игру, а я не могу понять, чего они хотят добиться.
Все упирается в средства. Методологию. Раньше я считал по-другому, теперь изменил свое мнение. У них есть цели. Разумеется, есть, у всех нас есть цели, но есть и схемы. Именно схемы.
Зараза. Они часто используют это слово. Им кажется, будто мы разыгрываем какую-то гигантскую злобную шутку, в которую вовлечен весь мир. Как будто нам хочется быть в положении того парня, который пишет на зеркале в ванной снятого на одну ночь номера «Добро пожаловать в царство СПИДа!» Похоже, молодняк просто впадает в ступор, когда до него доходит все это. Но почти все из тех, кого я знаю, слишком умны, чтобы согласиться с идеей «Обращай всех, кто попадется под руку, чтобы весь мир был населен вампирами и нам нечего было есть». Дрю. Ублюдок. К этому он и стремится.
Что еще? Анархия. Ни правительства, ни Камарильи, ни Шабаша, ничего. Самоуправление для всех вампиров мира. Но это долгая, трудная работа, и методы, выбранные нашими юными анархистами, тут не годятся.
Убийство священных коров – что там за слово? – Иконоборчество. Разнести человеческие ценности в клочки и заставить людей просеивать обломки, чтобы найти действительно важные фрагменты. Этим занимаются трикстеры. Иконоборчество – их святыня. Перл. Она – одна из них. Она здесь, чтобы уничтожать.
А затем – Просвещение. Потребность учить. Открывать двери в комнаты разума. К этому стремится Рингалл. И многие другие поддерживают его. Но меня они просветить не хотят. Они не хотят рассказать мне правду. Что заставляет их думать, что я и так все знаю – кровь наше семьи?
Так много кузенов, дедушек, бабушек, дядей, тетей – так много точек зрения и истин. Боже, я, наверное, запутался в Сети, я не понимал этого… так много идей, традиций, целей…
Спокойно, спокойно. Что еще? Что там с Розарией? Да. Отстраненность. Вот оно. Пользоваться предметами, но не позволять им пользоваться тобой. Не привязываться к ним. Вообще не привязываться. Уходить в сторону. Разорвать цепи тела, цепи плоти, живой или мертвой. Ты не сможешь достичь превосходства, если будешь цепляться за вещи; небытие не сможет найти тебя.
Вспышки. Я вижу, что нас разделяет. Марлибон – он стоит за связь с Божеством. Он, и похожие на него дяди и тети и двоюродные братья – все они нашли нечто, что связывает их с высшими силами. Старейшины стремятся стать избранными, молодежь хочет быть среди тех, кто выбирает.
Я понимаю слишком многое…
Не могу закрыться от этого. Еще одна ловушка. Невежество. Если я решу забыть все, что узнал, я попадусь в нее. Психи со склонностью к дзен-буддизму. Отрицание мысли и рациональности, ничего, кроме физических действий. Малкавианы на автопилоте. Ужасно. Ни вины, ни стыда – и выбора тоже нет. Нельзя быть наказанным за свой выбор, потому что ты не выбираешь, ты только действуешь. Тебе нельзя вменить в вину твои размышления. Их нет.
Нигилизм. Окончательный распад. Порою я их чувствую. Я не пытаюсь дотянуться до них, они такие холодные, что пальцы у меня замерзнут и отвалятся. Они – как вороны, ждущие Геенну, как сторожевые псы. В последние годы их стало больше, наверное, они чувствуют приближающийся конец и готовятся к нему. Многие из них молоды, моложе меня; но старейшины, которые ждали веками, которые все зубы себе сточили, - они начинают шевелиться…
Давай, думай! Где мое место? Какие у меня цели?
Настоящая традиция клана
Традиции – это замечательно, но тебе вовсе не обязательно их придерживаться.
Спасение
Это возможно? Я так много понял. Много узнал. Узнал, что я нездоров. Нет, я здоров! Но я так слаб.
Я не знаю, как оценить эти слухи об искуплении. В смысле, когда ты слышишь их впервые, ты готов поверить им. Но позже, когда ты выслушаешь все эти бредни сумасшедших – нет, не надо использовать это слово, они не обязательно сумасшедшие, - когда ты выслушаешь все эти теории и домыслы о нашей семье, а также пару-тройку старый историй, ты понимаешь, что к слухам не стоит относиться серьезно.
Но это слово. Название. Оно звенит, и звенит правильно – так, как будто я его слышал раньше. Голконда.
Говорят, так можно избавиться от заразы. Если ты сумеешь освободиться от голода, ты сумеешь освободиться и от требований своего разума. Кто говорит? Я не знаю. Голоса в Сети.
Вся сила Зрения, но без возможности мгновенно впитать ее. Возможности смотреть на солнце и не морщиться.
Клянусь, хотел бы я поверить в эти слухи.
Внешний мир
Я мертв двадцать лет. Двадцать. В этом я уверен. Зрение, вот что беспокоит меня. Я могу видеть структуры – раньше я так не умел. Я могу распознать цвет с закрытыми глазами, просто прикоснувшись к предмету, чтобы почувствовать идущее от него тепло. Жизнь – нет, не то слово! – с таким вот восприятием и заставляет меня думать, что я помню нечто, чего помнить просто не могу. Слишком живое воображение. Как сны…
НЕТ. Нельзя так думать. Я не вижу снов, когда бодрствую. У меня нет галлюцинаций.
Я мертв всего двадцать лет. Я могу помнить только 20 лет, прошедших без света солнца, и 31 год до этого. Я не могу помнить девятнадцатый век или предшествующие эпохи. Это всего лишь воображение.
Слушайте, я пытаюсь рассуждать. Я же не верю во все, что говорю, да? Нет, я не хочу верить, что я безумен, но все же мне хотелось бы знать. Любопытство – это хороший признак. Мне хотелось бы знать, в своем ли я уме. По всем правилам выходит, что да, я не сошел с ума.
Это не могут быть воспоминания.
Ассамиты
Слушай, дитя. Хочу тебе кое-что поведать. Даром.
Понимаешь, Ассам, или Хаким, или Мустафа, или как там эти ублюдки с высохшей кровью называют своего жуткого прародителя, - он тоже из расчлененных богов. Как и Малкав. Его разрубили на кусочки, а потом эти кусочки были проглочены его потомками. Знакомая история. Но – а на это «но» следует обратить особое внимание, душа моя! – Ассам не поселился в мозгах своих детей.
Куда же он делся? А что Ассамиты любят больше всего? Узнай это – и поймешь, где обитает их предок.
Но из-за этого они уже не те твари, которыми были когда-то. Он шевелится в них, точно так же, как Малкав шевелится в нас. И горе всем нам, если они выблюют частички своего отца в некий сосуд, чтобы Ассам снова смог стоять босыми ногами на земле, глядя а ночное небо.
Бруха
Славные животинки, эти Бруха. Славные животинки. Не скот, не волки и не кошки. Собаки. Злые, но умные собаки. Они смотрят, как ты достаешь ключи, и они знают, что ты открываешь дверь. Они смотрят, как ты отпираешь замок и поворачиваешь ручку, и знают, что именно ты делаешь. Но им и в голову не придет самим повернуть ручку. Может быть, у них просто нет больших пальцев?
Мы бы могли дать им большие пальцы, но лучше уж мы будем возиться с другими зверушками.
Меня это пугает до дрожи. Почему весь этот бред преследует меня?
Каитиффы
Я подумываю о том, чтобы заняться коллекционированием. Пожалуй, начну коллекционировать Каитиффов. Они необработанны и бесформенны, их не коснулись Традиции и узы крови. В них нет ни предубеждений, ни уверенности. Они осознают свое невежество. Им нужна помощь.
Последователи Сета
Повстречаешь одного Сеттита – и увидишь вампира, который ни за что не упустит ни одной из имеющихся возможностей. Встретишь двух – увидишь единение во зле. Но если ты посмотришь на них всех, на линию крови, что ты увидишь?
Нас.
Вера, безумие – все то же самое. По вполне понятным, хотя и крайне неприятным причинам. Вспомни: в процессе смерти и перерождения, когда ты парил в пустоте, кровь Малкава воззвала к тебе. Ты взглянул, чтобы увидеть, откуда приходит голос. Проще говоря, пока остальные вампиры плотно сжимали веки, боясь увидеть то, что находится между мирами, ты посмотрел влево и увидел.
Видишь ли, когда Сеттит переступает через грань, кровь Сета зовет его. Еще не мертвый, но уже и не живой птенец слышит голос и смотрит вправо.
И видит.
Помни об этом. Никто не понимает нас и наши видения лучше Последователей Сета, и никакой другой клан не скрывает так усердно своих тайн, маскируя их слоями пропаганды и укутывая клеветой, как плащом. Они – великие заговорщики, хотя и не признаются в этом. Более того, их подобные подозрения… раздражают, так что я бы не советовала говорить с ними на эту тему.
Гангрел
Кучка недорослей. Шляются в своих кожаных безрукавках, слишком крутые, чтобы разговаривать с чужаками. Слишком крутые, чтобы обращать на нас внимание. А вот если ты их проигнорируешь, они надуются и рассердятся, и начнут говорить, что ты им совсем не нужен, что они такие большие, крутые, сильные и могущественные, что им вообще никто не нужен. А потом будут все время оглядываться, но так, что ты и не заметишь, что на тебя посмотрели.
Им нужно, чтобы мы бежали за ними, как стадо за вожаком, утирали их рубахами слезы, струящиеся по нашим лицам, умоляли их вернуться, говорили, что, если они вернутся и останутся с нами, мы никогда больше не будем игнорировать их, что мы всегда будем верить в них и не предадим их.
Пошли они на хрен.
Джованни
Дети мертвого бога. Пожиратели мертвецов, мертвецов, которые сами питались трупами. Падальщики. Слишком долго они были мертвы, как камни.
Трупы могут бояться? Должны бы. Люди извне, которых они впускают только тогда, когда сами того захотят, слишком сильно бьют по стеклу. Я слышала грохот. Я слышала, как стекло треснуло. Думаю, скоро вход будет открыт.
Джованни должны бояться. Стекло треснуло. А люди по другую сторону стекла их ненавидят.
Ласомбра
Они не знают. Правда, не знают.
Я могу предположить, что они считают, будто они всем управляют. Они двигаются, и в движениях их сквозит Пустота, но они считают, что отдают приказы.
Наверное, точно так же пчеловод может думать, что это он приказал медведю разломать улей, убить пчел и нажраться меда, и все это ради того, чтобы пчеловод потом мог собрать остатки. Он может думать, что медведь подчиняется его приказам.
То же самое и с Ласомбра. Они верят, что именно они дергают за нити, привязанные к их пальцам, но нити эти теряются в темноте.
Носферату
Очень сложно не любить Носферату. Несмотря на всю их надутость и убогость, они такие непередаваемо искренние. Младшие из них жалеют меня, хотя я этого и не заслужила, старшие – уважают. Мы вместе с ними ведем одну игру, участвуем в одном прелестном заговоре. Ни я, ни они эту игру не затевали, но раз уж остальным нравится ставить нас рядом, мы решили поддержать друг друга.
Они так трогательно крадутся за мной, когда думают, что я их не вижу; может быть, надеются, что я что-нибудь уроню или приоткрою лодыжку, когда соберусь перепрыгивать через лужу. Когда я их замечаю, они сильно обижаются, поэтому обычно я притворяюсь, что даже не подозреваю об их присутствии.
На мой взгляд, они чересчур привязаны к своим телам. Им не следует так себя увечить. Может быть, в один прекрасный день им надоест унижаться, и тогда мы поговорим, как взрослые люди.
Равнос
Когда Делижбета умирала, я держала ее за руку.
Бедное дитя. Вся ее вина заключалась в том, что ее предком было чудовище, давным-давно высушившее само себя, да еще, пожалуй, в невежестве. Она была не готова к его пробуждению.
Мне надо было добраться до нее раньше. Если бы она была готова, она бы выжила. Но она не смогла вынести боли, которую ей причиняли сходящие с ума члены ее клана. Она к такому не привыкла.
Теперь крест сломан. Десять голов чудища отсечены. Король-демон лишился жизни, и Золотая Ланка пала, объятая огнем.
Помни. Помни. Судьба Делижбеты – моя судьба. Мы должны быть готовы – мы не можем быть готовы – мы должны быть готовы, иначе мы погибнем так же, как погибли они.
Тореадор
Если постараться, то понять одержимость Тореадоров довольно легко. Подумай – у них тоже есть Зрение, хотя их линзы и покрыты трещинами. Они видят больше, чем позволяют человеческие чувства, их пальцы гладят ткань, которую остальные просто не замечают. Все их празднества, танцы, прочие социальные игрища – это кусочки большого узора, знак их индивидуальности. Они знают, кто они.
Как это ни прискорбно, но единственный их изъян – это слабость. Тореадор скорее позволит себя нарезать на кусочки, чем повредит часть прекрасного узора. Они могут видеть через Ложь, но многие предпочитают прекрасную ложь тем явлениям, уродливым или нет, которые находятся за бумажными стенами восприятия.
Когда-то я любила Тореадора, очень сильно любила. Я любила его, потому что он мог говорить со мной, он понимал, как сильно давит на меня Зрение.
Из всего того, что рухнуло и рассыпалось в прах под влиянием моего проклятия, больше всего я жалею о нем.
Тремер
Колдуны пробудились наполовину. Они тянутся ко всему, подобно детям, все хотят пощупать. Они пробуют мир на ощупь и вкус, они вдыхают его запахи и ищут скрытые связи. Они смотрят, как меняется луна, наблюдают за приливами и отливами, за кровотечениями у женщин, и видят узоры. Они смотрят на яркую звезду, чей свет изливается в пустоту, смотрят на кровь, проливаемую на бетон, и видят узоры. Они верят, что все в мире взаимосвязано.
Вот в этом-то и загвоздка. Они верят. Они не знают. Пока.
Понаблюдай за Тремер. Они не видят всего, что видим мы, но они замечают вещи, которые лежат так близко, что на них никто не смотрит. Понаблюдай за ними, послушай, чему они, как они считают, научились. Когда-нибудь они заметят, как мы подражаем им – и, возможно, им хватит мудрости, чтобы начать подражать нам.
Они близки к этому.
Цимисхи
Больные. Полуразложившиеся больные калеки. Зараза терзает их плоть. Отвратительные. Грязные. Больные. Хнычущие, покрытые язвами. Разруби их на части. Очисть их тела, пока они не потерялись в мясе.
Нет. Не трогай мясо. Пусть себе варятся в собственных клетках. Не трогай этих отвратительных уродливых тварей. Держись от них подальше. Они заразны, знаешь ли. Они думают, что могут справиться с опухолью, но она становится все больше. Опухоль растет в них. Она ждет Геенны, чтобы пожрать их тела. Чтобы поглотить их увядшую, вонючую плоть.
РАЗВЕ ОНИ НЕ ВИДЯТ?
Вентру
Они сидят на своих тронах потому, что троны их покрыты колючками. Шипы и лозы вырастают из кресла и вцепляются в их плоть, и никто из них не откажется от своего сиденья. Если кто-нибудь из них и решится на это, шипы сдерут с него кожу, и он станет голым – а они не так сильно опасаются показаться голыми перед окружающими, как боятся увидеть себя без привычной маски.
Даже когда трон пуст, и все его колючки, шипы и крючки усеяны частицами прошлого короля, Вентру будут за него соперничать. «Мы самые лучшие», - говорят они. – «Мы будем править вами. Мы можем защитить вас от Шабаша и от Люпинов. Мы можем сделать так, чтобы вы все оказались в безопасности».
Я не знаю, как они собираются защищать меня, если они сами себя не могут защитить от трона.
Люпины
Что там осталось? Люпины… Какие-то оборот… об… Боже, что… я – р-р-р… А-а-а! Р-р-ры…
…это духи ночи, чудовища, рожденные от злой матери и демонов полей! Они – наше проклятие…
… Руки! Мои руки! Прошу вас, пощадите меня! Пожалуйста…
… дураки, все они… должны бы знать, что, раз уж ты построил стену, то кто-нибудь захочет через нее перебраться…
… А-А-А! СИКОРА! С запада он пришел, от мертвых морей, от вод Вакша… подпоясанный черным, облаченный в лиловое! А-А-А! Владыка язычников! СИКОРА!..
… ты можешь слышать, как они крадутся под землей, ты можешь слышать, как они скребутся в дверь, они вокруг нас, они хотят убить нас. О Господи, почему же я там, где они могут найти меня?..
… Дейзи? Генри? Не оставляйте меня. Не уходите. Пожалуйста – НЕ ОСТАВЛЯЙТЕ! НЕ УХОДИТЕ –
… хххх… хххх…Ха… Ч-черт. Господи. Если они оставляют на ткани такие прорехи, то каково будет встретиться с одним из них?